Лесная земляника - Страница 23

Майра с ревнивой нежностью смотрела на малыша, но при виде Джона вспыхнула и уставилась прямо на него.

— Джон… Я совершенно запуталась. Я ничего не понимаю, мне хочется плакать и смеяться одновременно, и вообще, скорее всего, у меня истерика, но… Ради Бога, что все это значит?

Чувствуя себя безмерно уставшим и столь же безмерно счастливым, Джон с блаженным вздохом повалился на диван рядом с Майрой, посмотрел на Байкера и молча похлопал ладонью рядом с собой. Пес быстро взглянул на хозяйку, увидел ее счастливую улыбку — и тут же кинулся на грудь Джону.

— Боже ты мой… Подожди, пес!.. Майра, он умеет смеяться! Разрази меня гром, он улыбается… Ну, ну, прекрасный пес, умнейший пес, хороший пес! Язык, что терка. Там и тебе есть подарочек… Ты мой красавец!

Байкер немного успокоился, оторвался от Джона и с совершенно счастливым видом повалился на свое обычное место у очага. Джон повернулся к Майре.

— Вот что, девочка. Не знаю, что здесь произошло, но мы во всем разберемся. Только завтра, ладно? Сегодня я засыпаю на ходу. Тебе же скажу следующее: я приехал, чтобы отремонтировать Мейденхед и поселиться в нем. Рабочих ты, вероятно уже видела.

— Не только их…

— Все завтра, Майра. Обещаю — мы все решим. Одно говорю сразу: до тех пор, пока вам здесь хорошо, до тех пор, пока вам нужен этот дом — он ваш. Более того, даже если вы уедете — мало ли, как сложится жизнь, — он все равно навсегда останется вашим. Он будет вас ждать. Так решил мой дядя Уоррен, и я не имею ни малейшего желания что-то менять в его решении. После того, как отремонтируют большой дом, я хочу, чтобы вы на время переселились туда: возможно, кое-что придется сделать и здесь. Ты лучше знаешь свое хозяйство, расскажешь сама.

— Джон…

— Пожалуйста, не говори ничего такого, от чего нам обоим будет неловко. Этот дом — твой и Шейна. Точка. Подпись. Число.

Девушка вдруг резко подалась вперед, обхватила Джона за шею и крепко поцеловала в губы. Байкер вскинул голову и смешно наклонил ее набок. Шейн не обратил на них никакого внимания.

Джон очень осторожно подержал Майру за плечи, наслаждаясь ее ароматом, ее теплом, ее хрупкостью — и земляничным вкусом ее губ. Он чудом удержался от того, чтобы ответить на ее безгрешный поцелуй со всей страстью, которая закипала где-то в глубинах его естества, но от этого губы Майры не стали менее сладкими и нежными.

Минуту спустя они отпрянули друг от друга, смущенные и притихшие. Положение спас Шейн. С глубоким вздохом и видом человека, который решился на отчаянный шаг, мальчик решительно раскрыл первый пакет. И шоу началось.

Поздно ночью, когда сонный Шейн был наконец отправлен в постель, когда Майра, красная от смущения и невыносимо хорошенькая, застенчиво пожелала Джону спокойной ночи, он лежал на чистых простынях, блаженно вытянувшись под легким и теплым пуховым одеялом, и задумчиво смотрел на огонь, постепенно угасающий в гудящем от жара камине.

Байкер решительно поменял дислокацию и вытянулся на полу вдоль дивана. Верный пес был счастлив — и этого счастья не могли подпортить даже подозрительные приспособления, смахивавшие на поводок, ошейник и намордник. Их примерку Байкер перенес стоически, про себя решив, что улучит момент и разгрызет это безобразие на мелкие кусочки.

Сейчас пес засыпал, слегка вздрагивая и иногда перебирая лапами. Переживаний за последние дни выпало много, но зато сейчас нос Байкера совершенно явственно ВИДЕЛ, что все хорошо.

Джон осторожно опустил руку вниз и погладил жесткую шерсть. Потом тихо засмеялся.

Как это, оказывается, просто — быть счастливым. И кто бы мог подумать, что счастье можно ощущать физически… Жесткая и теплая шерсть собаки. Шум дождя за окном. Прикосновение прохладных и гладких простыней к телу. Запах сосновых поленьев, ставших углями. Алые блики умирающего пламени на потолке.

И еще — воспоминание о двух парах счастливых глаз — синих и зеленых. Робкий и сияющий взгляд хрупкой девушки. Рассыпавшиеся по плечам светлые локоны. Тепло ее тела, до сих пор покалывающее кончики пальцев. Ее запах. Земляничный вкус ее губ…

Он не обидит ее ни взглядом, ни словом. Он не испугает ее нескромным движением, неловким намеком. Он этого не сделает, потому что этого сделать нельзя. Невозможно. Немыслимо. Никакое обладание не сравнится с теплой волной счастья, заливающего сердце Джона при одном только ВОСПОМИНАНИИ о том, как доверчиво и нежно посмотрела на него Майра, прощаясь на ночь.

Ему не нужно желать ее, видеть ее обнаженной — достаточно просто знать, что она спит в крошечной комнатке наверху, и ее тихое дыхание бесшумно и легко.

Джон закрыл глаза и даже не заснул — утонул в блаженстве.

* * *

Утром его разбудил запах кофе и горячего хлеба. Джон лежал, еще не открывая глаз, и наслаждался последними минутами сна. Вдруг он уловил негромкое и напряженное посапывание чьего-то явно небольшого носа. Джон осторожно открыл один глаз. Сопение стало чуть громче, в нем проскальзывало облегчение.

Джон хмыкнул и поинтересовался:

— Давно стоишь?

— Давно. Ма сказала, если разбудю тебя — она мне голову отвейвет.

— Надо ж, недобрая какая. Во сколько ж ты встал?

— А я всегда встаю час назад.

— И стоишь час?

— Ну… не очень час. Я писать ходил. И немножко велосапед погладил.

— Ты на улицу ходил?! Там же холодно.

— Дык… а где писать-то? Не в доме же.

— Понятно. Удобства во дворе. Вот и первый пункт ремонта.

— Чего?

— Это я так, на будущее. Вот что, залезай скорее с ногами и посиди, отдохни.