Эх, хорошо, думал Байкер, жмурясь на огонь. С утра было хорошо, днем тоже было хорошо, потом было немножко плохо, когда пришла та вонючая тетка и меня заперли в сарай, но тетка быстро ушла, и опять стало хорошо. И сейчас хорошо, и человек хороший, это же сразу ВИДНО, любым носом. Жаль, что у хозяйки плохой нос, она почему-то нервничает и немножко злится, это тоже ВИДНО. А вот маленький хозяин сразу понял, что дядька — хороший.
Это же так просто — ВИДЕТЬ носом… Эх, хорошо!
Байкер заснул.
Майра спустилась вниз и остановилась напротив Джона. В изумрудных глазах горел вызов, но лицо ее было спокойно.
— Проходите на кухню, мистер Фарлоу. Сейчас будет обещанный чай.
— Спасибо. Майра…
― Да?
— Я хотел сказать… В общем… Мы ведь давно знакомы, так получается, так что… Не надо мистера, ладно? Просто Джон.
— Хорошо.
— И на «ты»?
Он выпалил это и тут же испугался собственного нахальства. Вдруг она сочтет, что он к ней относится без должного уважения, потому что у нее внебрачный ребенок и все такое? Однако Майра вдруг улыбнулась — и немедленно стала очень хорошенькой. Она и до того была хорошенькая, но какая-то колючая, злая, а теперь сразу растаяла, засветилась изнутри каким-то внутренним светом.
— Хорошо. Давай… Джон. Пошли?
— Пошли.
И они пошли на кухню, а потом к ним присоединился Шейн, уже в тапочках, и все трое пили душистый чай, пахнущий земляникой и лимоном, ели ужасающе вкусные плюшки с корицей, и даже дождь за окнами казался не нудным и холодным, а убаюкивающим и уютным.
В гостиной храпел у очага Байкер, а Майра рассказывала Джону историю его появления.
— …Ему четыре года, его привез дядя… то есть, граф Уоррен. Шейн был совсем маленький, только ходить начал, и тогда дядя Уоррен подарил ему Байкера. Привез из Уэльса крошечного щенка, даже удивительно, что из него выросла такая животина. А тогда он помещался на ладони, и я его кормила из бутылочки Шейна. Через два месяца он стал размером с Шейна, а в полгода уже мог напугать кого угодно до смерти.
— Волкодав и ротвейлер… Потрясающая смесь. И при этом добрый.
— Да. Он хозяйкой признал меня, но дядю Уоррена любил без памяти. Когда дядя Уоррен… ну, в общем, когда его не стало, Байкер чуть не умер от тоски.
Шейн откусил почти половину плюшки и очень серьезно кивнул кудрявой головенкой.
— Байкел все лежал и только писать выходил во двол. А я с ним сидел. Потом Ма объяснила нам обоим, что дед ушел на небо и стал ангелом.
Джон с удивлением посмотрел на Майру.
— Ты рассказала, что дядя Уоррен…
— Тс-с. Не надо говорить безжалостных слов. Знаешь, тот, кто уходит, — это все-таки не навсегда. Он же может вернуться. Может подождать тех, кто пока остается здесь. А у некоторых слов слишком… окончательный смысл.
— Пожалуй, ты права. Я хотел бы поговорить с тобой о дяде, Майра.
— Поговорим. Шейн, друг мой, мне кажется, плюшкам в твоем пузе хочется спать.
— Счас. Иду. А Джон не уйдет?
— Честно говоря, Шейн, мне надо будет уехать, но я еще вернусь. Обязательно.
— Жаль. Хотя нет, плиезжай, когда дождь кончится. Тогда я тебе покажу стеклянную лягуху в пеньке.
— Это что ж такое, а?
— Ну она заснула на зиму, а чтоб кушать не хотелось, замолозилась и стала замелзлая.
— Заморозилась. Понятно. И ты ее нашел?
— Да, но я не стал ее будить. Пусть спит. А на пенек положил лопатку, чтоб слазу найти. Плиезжай, Джон.
— Договорились. Спокойной ночи.
— И тебе. Ма, сегодня можешь сказку не читать. Плюшки ОЧЕНЬ хотят спать.
— Хорошо, малыш. Тогда завтра с меня две сказки. Спокойной ночи.
— Плиятных снов и доблых сновидений.
Майра проводила мальчонку наверх, а потом спустилась обратно в кухню, накинув по дороге меховую безрукавку и натянув шерстяные носки. Молча достала из шкафчика квадратную бутыль и налила Джону виски. Он поблагодарил ее коротким кивком, задумчиво поглядел на янтарную жидкость.
— Теперь точно не простужусь. Спасибо… за все.
— Да не за что. Собственно, это ведь я у тебя в гостях, а не ты у меня. Дом-то твой.
— Расскажи про дядю. Тетка мне писала, он сильно сдал в последнее время.
Майра вздохнула, забралась в кресло с ногами, натянула на колени цветастую юбку.
— С тех пор, как ты уехал, дела постепенно шли все хуже и хуже. Тогда-то я была еще маленькая, многого не понимала, но с тех пор, как переехала в Мейденхед, узнала все. В округе разорились почти все землевладельцы, но дядя Уоррен ни за что не хотел дробить поместье. Держался, сколько мог. А потом мистер Дэвис стал намекать ему, что, мол, готов выложить круглую сумму за Мейденхед.
— Интересно, зачем ему Мейденхед? У Дэвисов и так полно земли.
— Старый Дэвис все сдает в аренду, кому угодно. Ухитрился даже речной причал сдать одной фирме, которая производила краску для волос. Слава Богу, их быстро прикрыли, иначе всю Темзу отравили бы.
— И все было мало?
— Дело не в этом. Дэвис помешан на аристократии. Спит и видит себя в графской короне. Мейденхед добавил бы ему веса при рассмотрении его дела. Сейчас ведь титул можно купить…
— Да. Тебе не слишком нравится Дэвис? Майра пожала плечами.
— Особой любви я к нему не испытываю, но и обратных чувств тоже. Они сами по себе. Старый Дэвис и… дочка его.
— Клэр. Выдра крашеная…
— Что-о?
— Вспомнил, как ее назвала одна маленькая девочка.
Майра прищурилась.
— Птичка в лесу напела мне, что Клэр Дэвис скоро станет Клэр Фарлоу? И тогда мечта старого Дэвиса сбудется. Не он, так его дочь будет аристократкой. Или птичка ошиблась?